Идеи об искусственном разуме и порабощении людей машинами, успевшие за свою историю неоднократно обрести и потерять популярность, имеют крайне прочные корни в людском мировоззрении. И дело тут не в вольном полете фантазии. Скорее наоборот — в старом как мир креационизме и привычке приписывать любому событию причину и цель. Не потому ли эти «полеты фантазии» так активно прорастали в США, для которых отрицание теории Дарвина было политическим вопросом? Если данный мир был создан не просто высшими силами, а вполне определенным Богом, да еще по своему образу и подобию, как тут не прийти к мысли о возможности сотворить уже человеческими руками&мозгами пусть и менее разумное, но все же наделенное мышлением создание. Легенды о гомункулах и големах появились задолго до электроники и кибернетики, но в те времена подобные фантазии были ограничены религией и непоколебимой верой в душу (отсутствие которой у рукотворных созданий ставило их несоизмеримо ниже людей вне зависимости от соотношения интеллектов). И только с развитием светской цивилизации, когда оказалось, что этих невидимых стен вроде бы и нет вовсе (а король-то голый!), человечество ощутило подлинную опасность своего разума. Первая волна этой тревоги прокатилась по Европе еще в эпоху барокко, но четкие линии она обрела значительно позже. Возможно, этому способствовала индустриализация и учащение травматизма на производстве, а может быть (даже скорее всего) тот пробел, который образовался между первыми материалистическими учениями Нового времени и теорией Дарвина. (любопытно, что появление США попало как раз в этот промежуток) То, что креационизм оставляет ощутимую лазейку для выше описанных мыслей, понятно и без особых объяснений. Но почему им говорят «Нет!» эволюционные теории? Не из вредности же? Конечно, если жизнь не создана разумным Богом, то нет никаких аргументов в пользу того, что разумный человек, имея только руки и мозги, сейчас вот пойдет, постучит молоточком, погреет колбы и сделает себе «субАдама» по образу и подобию. Отсюда крайняя форма этой мысли — «продажная девка империализма». Но только ли отсутствие Бога рушит наши надежды? Определенно, нет. Скорее не отсутствие чего-либо, а присутствие. Присутствие убеждения, что жизнь (и любая другая сложная, на хаосе замешанная система) может создавать себя сама. Теперь, с развитием генетики, появления синергетики и тому подобного, эта идея перестала казаться бредом, выжигающим мозги. По крайней мере, перестала казаться ученым. С остальным населением положение не столь радужное. Что же из этого следует? С самого своего (за)рождения жизни приходилось мириться с тем, что окружающая среда не подаст руку помощи. Тепло, холод, химия, радиация или просто время — окружающая среда всегда была и остается равнодушно-враждебной к жизни. Не как топор к бревну, а скорее как вода к шероховатостям камней. Соответственно, любая биологическая жизнь — это вечная борьба шероховатостей с полирующим действием моря. Борьба тысячи с минус сотней за то, чтобы не стать 900. Борьба сотни с минус единицей, чтобы не стать 99. Наконец, борьба единицы с минус единицей за то, чтобы не стать нулем… Если представить эту последовательность задом наперед, мы получим зарождение жизни. Именно волевая победа условной единицы над условной минус единицей стала тем поворотным моментом, с которого жизнь можно считать зародившейся. Природа не устает подбрасывать свои минус единицы, которые, конечно, являются ничтожными помехами для чисел с десятками нулей, но кто сказал, что вычерпать море по капле нельзя в даже в теории? Жизнь — это не просто волевая победа положительного над отрицательным, это постоянная, кропотливая борьба этих величин, исход которой просто обязан не обнулить положительное число. Человеку трудно понять и поверить в эволюцию не только потому, что она долгая, кропотливая и неблагодарная. Человек понимает суть борьбы, когда число, вычитаемое смертью у жизни, уменьшается с 1000 до 1. Если тысячу разделить на десять — будет сто, если сотню разделить на десять — будет десять. Еще один шаг — и вот мы приходим к единице. Но в начале-то был ноль! А если единицу постоянно делить на десять (да хоть на десять тысяч!), мы никогда не получим ноль. Аналогично, умножая ноль на любые тысячи и миллионы, мы никогда не получим даже одну десятую, не то, что единицу. Так и противники эволюции не могут понять, как из камня сама собой размножилась жизнь, если ее волевым усилием не «приплюсовал» кто-то свыше. Можно, конечно, вспомнить правило Лопиталя; или заявить, что неживая материя — это не такой уж полный ноль (автокатализ, спонтанное возникновение аминокислот и т.п.), но это будет частность. Корень зла — в стиле человеческого мышления. Наш разум на каждую задачу имеет «разрядную сетку», выход за которую недопустим. Человек легко понимает и решает простые алгебраические уравнения с реальными, предсказуемыми числами. Человек может провести между двумя точками линию и получить любое промежуточное значение — именно это помогает нам переваривать математику в аналитической форме, а не на пальцах и камушках. Но когда речь заходит о бесконечно малых приращениях (а то и приращениях приращений), решать приходится уже не алгебраическое, а дифференциальное (а то и интегральное) уравнение. А этого делать приматы как раз таки не умеют. Редкие, странные, неочевидные решения приходится тупо запоминать, а уж если уравнение не приводится ни к одному из этих маячков в море мозголомства, надеяться остается только на камушки (желательно, многоядерные…). Кривая эволюции тоже является решением некоего уравнения, которое еще можно собрать (с миру по нитки, с модели по члену), но решить до конца пока не могут даже прожженные дарвинисты. Что же с компьютерами? Компьютеры, начиная с Фон-Неймана, проектировались досконально и всеобъемлюще. Появился термин «архитектура» (не правда ли, сложно представить себе Творца с блок-схемой Адама в руках?). Человек воображал себе големов и гомункулов со вполне определенной мечтой, и что бы ни говорили идеалисты, раб людям всегда был нужнее, чем друг. Из этого подсознательного посыла и выплыла вся кибернетика. Компьютер — изначально раб, голем, инструмент, воплощение функции. И какого бы автономного робота ни делал человек (вопрос еще, зачем ему это надо), от изначальной функциональной предопределенности инженерствующему мозгу не уйти. Компьютер можно научить бороться с минус единицей по оси Х, и даже по оси У (чем бы ни являлись эти оси, это уже огромный прорыв), но это только две точки на прямой. Например, устройство может эффективно бороться с перенапряжением и просадкой питания, может адаптировать свою пропускную способность и даже предотвращать несанкционированный доступ на множестве уровней, но вряд ли кто-то когда-то изобретет девайс, сочетающий в себе выше описанные характеристики со способностями, например, уклоняться от топора или рожать свою полную материальную копию (а без этого никуда — ничто не вечно). Даже частичная адаптивность в том контексте, в котором люди используют компьютеры, дарует слишком много хлопот — непредсказуемость, неустойчивость, отсутствие гарантий, временные затраты на обучение. А ведь каждая такая способность требует отдельного проектирования, отдельной статьи в ТЗ и даже отдельной команды разработчиков. С такой тактикой даже дискретная бесконечность невозможна, что уж говорить о непрерывной? Еще одна ошибка нашего мышления — разрыв понятий «разум» и «жизнь». Человеку не лень поверить в огромный суперкомпьютер, стоящий в огромной башне и потребляющий электроэнергию как целое государство… ну и, конечно, условно вмещающий в себя целый человеческий мозг. Но что дальше? Ведь это мозжище надо как-то формировать, как-то обучать, а это выскальзывает из вольных умов даже великих фантастов. Придумать аналитическую формулу разума? Описать связи между 100 миллиардами нейронов в виде компьютерных программ или схем на языке VHDL? Конечно, нет. Картографировать мозг реального человека? Теплее, однако опять же: «И что дальше?». Наши мозги постоянно меняются, отвечая на внешние раздражители, внутренние процессы и свои собственные состояния в прошлом. Поэтому любая карта мозга будет соответствовать одной единственной, ушедшей в прошлое и более не актуальной секунде реальности. Но главное даже не это. Главное то, что мозг — это не отдельный зверек. Центральная нервная система плавно переходит в периферическую нервную систему, которая, в свою очередь, надежно связана с органами чувств, железами и мышцами, без которых конкретная карта нервных связей теряет всякий практический смысл. Заливая в память компьютера головной мозг, мы вынуждены залить вслед за ним и спинной мозг; за ним — периферийные ганглии; за ними — нервные окончания; за ними — глаза, уши и мышцы; за ними — окружающую среду, чтобы не умереть от голода/холода/вакуума; за нею — соплеменников, чтобы не умереть со скуки; за ними — космос и всю остальную вселенную, чтобы соплеменники и среда так же не умерли… фухххх… кажется, Memory Overflow. И это мы еще не упоминали эндокринную систему, ионные каналы и нейромедиаторы, делающие один единственный нейрон «вселенной во вселенной». А все почему? Потому что мы забываем, что разум — это не отдельная абстрактная сущность. Разум напрямую произрастает из жизни, а жизнь формируется как минимум на молекулярном уровне, и, не пройдя этот уровень, строить искусственный разум — все равно, что включать в Объединенную Авиастроительную Корпорацию фирму, производящую игрушечные самолетики. Не надо забывать и то, что Homo Sapiens, не получивший своевременного воспитания, вырастет в лучшем случае дебилом, а в худшем — бессловесным животным. Вспомним, что в первобытных обществах не было ни письма, ни университетов. Современные люди возникли десятки тысяч лет назад, но цивилизация существует только несколько тысяч лет. А современный разум, осознающий себя в целостности и способный мыслить высокими абстракциями — и того позже. Получается, что не только жизнь создала себя сама, но и разум? Получается, вообще ничего нельзя создать? Разумеется нет. Разумеется, не напрасны были труды алхимиков даже в отсутствие у нас на руках философского камня. Чистая теория создание человека человеком (с помощью мозга) вовсе не запрещает. Однако если уж написано на роду у человечества быть кем-то порабощенным, то машины это сделают явно самыми последними.